— Главная — Семья — Любовные отношения — Ты прекрасна, как сама весна! (история из жизни)

Ты прекрасна, как сама весна! (история из жизни)

Год назад меня сократили. Было обидно, я тынялась из угла в угол, часто плакала, и уже через месяц погрузилась в жуткую и вязкую, словно патока, депрессию. Муж, Валера, которого близкие звали Лериком, равнодушно отнесся к моему состоянию. «Ищи место, а не лей слёзы!» – говаривал он, раздражаясь. Я становилась все более сдержанной в его присутствии, уходила в себя, становилась робкой, какой-то запуганной. И все чаще ловила на себе его насмешливо-брезгливый взгляд.

Нужно отметить, что особо страстного романа у нас никогда и не было. Да, я была влюблена в Лерика когда-то. Целеустремленный, с бульдожьей хваткой, видный, самоуверенный и гордый – вот он, настоящий Мужчина! Так я думала о парне из соседнего парадного, и немалого труда мне стоило в своё время обратить на себя его внимание. Свою роль сыграли и наши мамы, которые работали в одной школе. Лерик, будучи парнем неглупым, расчетливым и циничным, сделал вывод, что с ролью Хранительницы домашнего очага я справлюсь блестяще, и независимость Хозяина дома приму как данность. Правда, мы и не ссорились никогда – наших эмоций, испытываемых друг к другу, не было даже на это. Это был безликий, но прочный брак по расчету.

Детей у нас не было: сначала мы и не хотели, все на «потом» откладывали, а потом…а потом между нами перестало происходить «то самое», что необходимо для зачатия ребенка. Мой сексуальный опыт был настолько мал (Лерик был моим первым мужчиной), что меня вполне устраивало такое положение дел. Я догадывалась, что мой муж не является хорошим любовником, но иного я не знала. Все прочитанное, услышанное от кого-то или увиденное в кино мне казалось нереальной фантазией. Иногда я лениво думала: а есть ли у него женщина? Но тут же возникал вопрос, который меня интересовал гораздо больше: интересно, а я вовсе не ревнива? И полюблю ли я когда-нибудь по-настоящему? Но ответов не было, а я знала абсолютно точно, что до примитивного физиологического адюльтера я никогда не опущусь.

А та осень была особенно пакостно-дождливой. Эта грустная мокрая осень, безделье и душевная пустота были благодатной почвой для моей депрессии. Эмоциональная скупость превратила депрессию в квиетизм. Я почти не выходила из дому, стала ленивой и апатичной, начала стремительно набирать вес, под глазами залегли темные тени, цвет лица стал болезненно-прозрачным. Мне не хотелось общаться с кем-либо, даже по телефону. Даже с мамой, которая вырастила меня одна и всегда была настоящим другом. Однако мою мать такое положение дел не устраивало. Какое-то время она меня не беспокоила вовсе, потом стала звонить все чаще, и поняв, что меня из дому не вытащишь, стала приходить сама. О нет, она не пичкала меня нравоучениями, не жалела. Просто была весела, полна жизни, желаний и надежд. Нельзя было не улыбаться, глядя в ее лучистые смеющиеся глаза. Сначала я была просто благодарна ей за то настроение, которое она приносит в мою «келью», за то, что не допекает меня расспросами или наставлениями. А потом стала задумываться: а может, мама не играет? Может, и вправду никакой катастрофы не случилось? И однажды я сама начала с ней разговор. Её реакция, её видение всего происходящего меня просто поразило, оглушило!

- Мариночка, да у тебя чудесный этап в жизни! Просто ты еще этого не поняла, но ты у меня девочка умная, и я знаю, что до всего способна дойти своим умом. По этому я тебя и не дергаю – я в тебя верю. А эта меланхолия – она краткосрочна. Просто ты устала, устала морально, да и обижена к тому же, вот твое подсознание и дает тебе фору. Чтоб отдохнуть, все переосмыслить, переоценить, найти стимулы и начать все сначала, все иначе…

Она много чего говорила в тот вечер, про мое детство рассказывала, про переходный возраст. Очень тепло вспоминала нашу бывшую соседку, Зинаиду Фоминичну, которая настойчиво, и даже навязчиво обучала меня рукоделию. Мы много смеялись, я – даже до слез. Пришел Лерик, изумленно и, как мне показалось, недовольно уставился на нас. Я все хохотала, а мама пояснила, что мы обсуждаем, как сделать её грядущий юбилей незабываемым и ярким.

О куррат! Я забыла! Я и не заметила, что холодные капли дождя давно превратились в легкие нежные снежинки! И что моей мамочке уже пятьдесят! Так скоро, через три недели…за неделю до Нового года.

Та ночь, проведенная почти без сна, стала точкой отсчета. Я решила Жить, возрождаться, любить себя, но в первую очередь, я должна преподнести маме подарок, который порадует её по-настоящему, в котором отразится вся моя благодарность и любовь, трепетная нежность и забота.

Утром тридцать минут посвятила зарядке. Потом ринулась на рынок, накупила капусты и морковки – сажусь на диету! Дома поразгребала вековые завалы на антресоли, нашла там вязальные спицы и крючки. Привела себя в порядок(!) и отправилась в замечательный, напрасно забытый некогда, магазин «Рукодельница». Я провела там больше двух часов, придирчиво выбирая нитки и пересмотрев немыслимое количество журналов. По пути к дому зашла в парикмахерскую, привела в порядок руки и записалась на завтра « на облагораживание прически». Довольная, улыбающаяся, я пришла домой. Муж уже был дома, принялся было язвить, но, натолкнувшись взглядом на мою сияющее лицо, пробормотал что-то типа «Ну-ну…» и уставился в телевизор.

За три недели я успела невероятно много. Ежедневная зарядка и диета, маски для лица и волос, но главное – желание жить, а не вести «растительное существование», и вполне осязаемые цели изменили меня кардинально. Даже муж стал поглядывать на меня с удивлением и возрастающим интересом. А я поняла, что хоть и не готова разорвать отношения с этим, по сути, абсолютно чужим для меня человеком, но однозначно не хочу иметь ребенка от него. Заострять его внимание на этом я не стала, просто тихонечко купила противозачаточные таблетки.

Все эти три недели я не позволяла маме увидеть меня. Звонила сама ежедневно, была весела, и мама перестала настаивать. И вот настал день, когда я, цветущая и обновленная, с охапкой так любимых мамой коралловых роз, звонила в дверь квартиры, в которой прошло мое безмятежное, полное добра и тепла, детство. В квартире было уже очень много народу, и я внезапно подумала о том, что здесь нет ни одного случайного человека! Все любили мою мамочку, все были искренни в желании её поздравить, и именно поэтому праздники в её доме всегда удавались. Я усадила маму во главе стола, водрузила цветы в вазу (мама всегда наполняла вазы водой заранее), и попросила минуту внимания. Мгновенно воцарилась тишина. Все улыбались. И я достала свой подарок – шаль, которую терпеливо вязала эти три недели, и набросила ее на мамины плечи. Это была вещь, которой могла гордиться любая рукодельница! Уж я-то, с детства видевшая вязаные чудеса мамы и Зинаиды Фоминичны, знала в этом толк! Шаль была огромной, с длинной пушистой бахромой; причудливые узоры, сплетаясь, казались живыми, и сбегались к центру – к окну с витиеватыми резными наличниками, на котором спала кошка. Я начала было говорить, но вдруг все захлопали в ладоши, повскакивали с мест, заговорили разом, и тогда я наклонилась, обняла мать и зашептала ей на ухо самые теплые слова, какие только смогла найти. Она счастливо улыбалась, лишь одна крупная слезинка скатилась по её щеке…Юбилей удался на славу. Веселились по-настоящему, пели и танцевали, а мы с мамой даже попытались изобразить танго. Припозднившийся Лерик тихонько ушел в середине вечера, но этого даже никто не заметил, чему я была несказанно рада, как и тому, что его уход дал мне возможность истинно расслабиться, пообщаться с дорогими моему сердцу людьми. Должна сказать, что этот вечер уготовил и мне немало сюрпризов. По настоянию изумленных моей шалью мамы и Зинаиды Фоминичны, я приняла решение вязать дома вещи под заказ – а почему ж нет, если можно сидя дома(!) с удовольствием(!) зарабатывать деньги(!). Но шокировал меня короткий «кухонный» разговор, состоявшийся с Фоминичной.

– Дочка, - сказала она мне – ты, коли что, у меня жить можешь. Я уж давно переехала с сестрой на дачу, её дети ж тот домик достроили, воду, свет да отопление провели. Так что шикуем на старости лет, на воздухе свежем, да еще и удобства все, и про лифт головной боли нетути. А моя квартира пустует, поди все потолки да углы пауками заселены. Тебя та квартира ждет, дочка. Завещала я ее тебе. Нет, ты молчи, дослушай. Мне Бог не дал детушек, сёстрины все устроены, как надо. А ты ж ох как многого не знаешь! Про папаню твого, пьянь – так потому я тебя всю жизнь и помогала досматривать матери твоей, что я ее и уговорила ирода того выгнать, ты еще кроха совсем была…Ну то всё мать скажет, коли схочешь. А со мной не спорь, но гляди – не говори никому, особо мужу своему, бо не отпустит он тебя…Всё, родная ты моя кровинушка, уважь старуху, не спорь и не говори ничего, и никому не говори…

Я стояла, как громом пораженная, и смотрела на медленно удаляющуюся спину Зинаиды Фоминичны. Эмоции, переполнявшие меня в этот миг, не давали возможности упорядочить мысли. Но все ж подивилась: ох и прозорливы ж пожилые люди! Я ж никогда никому не жаловалась на мужа!

Разумеется, я не хотела вот так, с бухты-барахты разрушить семью. Не хотелось так нещадно бить по раздутому эго Лерика, да и сама, чего греха таить, не готова была остаться одинокой «разведенкой». Я продолжала заботиться о своей внешности, расклеила пёстрые объявления у ближайших станций метро, успела связать забавные свитерочки для мальчишек-близнецов, небольшую скатерть и длинную кофту весьма привередливой пожилой даме, когда появился Он…
Был уже февраль; я вязала себе пончо на весну и не собиралась брать заказы ближайшие две недели. Но мужской голос был слишком магнетическим, а предложение – слишком неординарным, и я назначила звонившему время визита. А когда открыла дверь – поняла, что не зря, ох как не зря за час успела вымыть голову, немного убрать в квартире, надеть длиннющее платье в стиле хиппи, провести блеском по губам и зажечь благовония.

Женя был фотографом, еще не особо именитым, но стремительно набирающим обороты. Готовился к персональной выставке в Финляндии, и вот в этой подготовке и была суть заказа, с которым он ко мне обращался. Ему для съемки нужны были авангардные вязаные вещи, хотя сначала он толком не мог мне всего объяснить, а рисовать, к сожалению, не умел (или не захотел?). В итоге я достала ворох всевозможных шарфов и платков, перчаток и старых свитеров, а Женя поставил меня перед зеркалом и наглядно стал мне все показывать и разъяснять. Я быстро делала наброски на бумаге, а он все крутил меня перед зеркалом, обматывал и переодевал, касался моей шеи, запястий, бедер…мы смеялись до слез, в какой-то момент вся эта примерка превратилась в форменный балаган, мы очутились на полу и…я опомнилась, вскочила, но натолкнувшись взглядом на Женины глаза, полные непонимания, растерялась. А он встал, спокойно подошел и стал разматывать шарф у меня на голове:

- Вы уж простите меня. Кажется, Вы не так меня поняли. Я не пытаюсь вас так банально соблазнить! Просто я хотел, чтоб вы поняли, прочувствовали то настроение, которое должны создать эти сюрреалистические вещички на снимках. А что до остального – так то ж здоровый кураж, и ничего боле! Я человек творческий, я весь нараспашку, все эмоции, желания, посему могу казаться некорректным…

Он много чего говорил, наклонившись близко-близко, а я тонула, пропадала в его глазах. Потом Женя ушел, поцеловав мне на прощанье ладошки, и я долго стояла у окна, приложив ладони к щекам… За ночь, проведенную без сна, я нарисовала все, что мы набросали, сделала расчеты по расходу пряжи и завалилась спать за пятнадцать минут до звонка будильника, поднимающего Лерика на работу. Днем, невыспавшаяся, потащилась с Женей за нитками (вот ненормальная! В кои-то веки я таскаюсь с клиентами за нитками!). Впрочем, быстро стало понятно, что я поступила разумно, потому что он явно купил бы «типичное не то». А проект был очень интересным, и мне жутко хотелось, чтоб мои творенья «заиграли», да и его впечатлить для меня стало принципиальным! Я рьяно взялась за работу, хотя у меня был целый месяц. Женя звонил через день, шутил, очень ненавязчиво набивался в гости. Я не хотела показывать вещички частями, но с ужасом осознавала, как жду этих звонков и как хочу, чтоб он был понастойчивей. И однажды он просто явился, без звонка и предупреждения. Я опешила, покосилась на свое отражение в зеркале. О нет! Дурацкий хвост на макушке, старый растянутый свитер со спущенными петлями, и изумительные мохнатые гетры – из его заказа! Зачем я открыла дверь?!! А он улыбался, что-то говорил, объяснял, и оттеснял меня вглубь комнаты. Я смутно, словно сквозь плотную завесу сна, вспоминаю, как появился в его руках фотоаппарат, как он усадил меня в кресло, как снял резинку с волос…как он бесконечно переставлял какие-то лампы, от которых слезились глаза… как он выбирал толстые спицы и ими скалывал мои волосы, во что-то меня заматывал, что-то давал в руки…ах да! вязание…А его руки вновь касались, касались, касались меня…

А на следующий день он явился с пачкой фотографий. И вновь я пребывала в каком-то трансе: сидя все в том же кресле, я механически перебирала фотоснимки (о Боже! Неужели это действительно я?!), а он стоял сзади, нагнувшись, и шептал мне что-то на самое ушко, и мне казалось, что он целует мои волосы. Потом он присел передо мной, забрал из моих рук фотки и стал перецеловывать каждый пальчик, а я… я сдалась, я уткнулась носом в Женькину макушку и тихонько заплакала; он все шептал и шептал мне какую-то милую любовную чушь, украшая её стихами, но у меня в голове билось, пульсировало одно: «Ты прекрасна, как сама весна…»

Потом были полтора месяца изнурительной работы в сумасшедшем ритме и в дичайшем режиме… и столько же любви, обрушившейся на нас внезапно лавиной и накрывшей с головой… любви – агонии…любви – сказки. А в конце марта состоялось открытие выставки, которую мы так и назвали: «Ты прекрасна, как сама весна». Стоит ли говорить, что я была единственной фотомоделью, фигурировавшей на снимках в различных, часто невероятных и очень неожиданных образах?

Мой законный супруг пытался останавливать меня, скандалил, однако моментально успокоился, когда явился в квартиру Фоминичны, куда мы с Женькой перебрались. Не удивительно – ведь в прихожей на месте старого мутного зеркала стояла фотография в человеческий рост: на фоне заснеженных гор на лыжах стояла я, в мохнатых гетрах, мини-шортиках и перчатках до плеч, и в такой же мохнатой шапке с ушами, стелящимися по снегу…А пока на его лице шок и гнев методично менялись местами, я ему сообщила, погладив себя по еще плоскому животику:

- Следующая выставка будет посвящена гармонии таинства зачатия и рождения. Не подсобишь с названием, чтоб не очень претенциозно было?

Прислала мама Света

Возврат к списку

Статьи по теме: Cемья - Я изменила мужу: что делать? - Муж меня постоянно унижает и оскорбляет - Много сексуальных партнеров - Что делать, если жена ведьма? - Как поднять мужа с дивана